Night Racing Team: Чтобы понять, надо гонять! Уличные гонки в г. Набережные Челны

Ладно ещё парень – обычное явление с уклоном в метросексуализм — но вот спутница его… знаю я таких. Кричащая расцветка волос, еще более кричащая структура мозга, выдающая беспорядочные сигналы вовне с целью привлечь внимание и, по возможности, поработить. Всё это помножено на четкое осознание себя как персоны исключительно выдающейся… В общем, когда оно провозгласило на полвагона, что работает креативным директором, стало окончательно ясно, что поездочка будет той еще. Так оно и вышло.

Я в тот раз в боковушке ехал (все очень любят ненавидеть эти места, забывая об их преимуществах), а отсек этой парочки был следующим по ходу, то есть даже при большом желании они не могли выпасть у меня из виду. Пока я наблюдал, как тихо охуевают счастливчики, удостоенные чести быть их попутчиками, в отсек напротив меня тоже прибывали пассажиры. Двое приятелей–автоперегонщиков (обычное дело для этого направления) и еще одна молодая пара…ну вы чувствуете интригу, да?

Как ни странно, поначалу всё было тихо–мирно. Даже креативный директор не орала особо, только немножко грузанула сотрудника консульской службы репортажем о своём прибывании в Клайпеде пять лет назад, но это длилось всего минут 15, что вполне можно было списать на естественные издержки. Однако после Вязьмы энергия пассажиров её отсека всё равно была высосана полностью, а добавки хотелось. В этой связи, подталкивая перед собой метросексуального спутника, смирившегося с неизбежным, она подкатила к автоперегонщикам с предложением поменяться местами. Ребятки переглянулись, пожали плечами, запросили по две бутылки пива (мимо как раз тележку везли) и взяли с нее обещание растолкать их перед границей. Таким образом, рокировка состоялась, можно сказать, к обоюдному удовольствию: энергетически выжатый отсек обрёл долгожданный покой (что было только на руку автоперегонщикам, сразу завалившимся спать), а молодёжь, что называется, воссоединилась с молодёжью.

Ну да, я специально не описывал вторую пару, чтобы было о чем рассказывать дальше. Потому как это были готы. Нет, ну понятное дело, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не эмо, однако полный набор в виде тёмных одеяний, нарочито пестуемой бледности, мрачных выражений лиц и прочей сопутствующей атрибутики смотрелся в этом «плацкарте купейного типа» весьма своеобразно, а если приплюсовать высокий рост у обоих, плюс неузенькие плечи у парня, плюс немаленький объём бюста у девушки… колоритные такие товарищи, одним словом. При этом девушке–готу, как выяснилось, совершенно не обязательно было обзаводиться погонялом типа Мистерия или что–то в этом роде, поскольку имя у нее было круче всех готических штампов вместе взятых. Звали её Ада Ефимовна. Консульский представитель всегда произносит имя–отчество перед выдачей транзитки, так что мне оставалось только мысленно снять шляпу перед гибким умом её папаши. Вот где креатив–то! Как звали парня–гота, навсегда останется тайной, ибо Ада Ефимовна называла его «Краун», а при оглашении его имени–отчества их будущая попутчица очередной раз удачно заголосила что–то про Мишеля Гондри, и я ничего не расслышал. Да и не стремился, собственно.

Итак, в отсеке напротив меня собрались креативная директриса, метросексуал, Краун и Ада Ефимовна. Не то чтобы готы были особенно рады изменениям в обстановке, скорее уж им было сиренево (с отливом в чёрное, само собой), однако так или иначе вся эта компания начала немедленно выпивать и после Смоленска все уже нахерачились до первых признаков изумления. Тут, по пьяному делу, приключилась ссора, креативщица начала завоевывать целевую группу, в связи с чем еле–еле поддерживающая разговор (точнее, монолог с редкими вкраплениями ответных реплик) Ада Ефимовна была опущена в козлы как существо, мало чего понимающее в жизни вообще и искусстве в частности. Уж не знаю, по каким причинам Ада Ефимовна не припечатала ей сразу (а её готическая стать как бы намекала: может!), но тем не менее она молча достала бумажник и удалилась в сторону вагона–ресторана, даже не взглянув на Крауна. Впрочем, тот тоже смотрел в основном в окно, хотя директрисин разговор поддерживал, пусть неохотно, но регулярно. Дальше — больше: метросексуал начинает как–то нехорошо ёрзать, чаще подливать своей спутнице всяческого алкоголю в пластмассовый стаканчик, и в итоге, удостоверившись, что кроме себя она ничего не замечает, удаляется… ну да, тоже в сторону вагона–ресторана.

Креативщица, тем временем, оказывается не так проста. Не то чтобы «с неё разом сошёл весь хмель», однако она, пару раз весьма внимательно оглядев всё так же флегматично пялящегося в окно Крауна, в итоге приходит к выводу, что такие моменты созданы для дав, и начинает очень уж активно вызывать его в тамбур покурить. Он выходил, курил, возвращался. Она пила, она пил, она снова звала курить, он выходил, курил, возвращался. И опять смотрел в окно. Короче, когда состав миновал Оршу, девица была близка к состоянию боевого бешенства: налицо распалённое алкоголем либидо творческой личности, с одной стороны, и абсолютная пофигизьма объекта вожделения – с другой. Понятное дело, вопрос надо было как–то решать, и в итоге кричащий моск дал команду на штурм: Краун был милостиво пропущен в туалет, но настигнут при закрывании двери. Двое вломились в кабинку. Дверь защёлкнулась.

Через две секунды она отщёлкнулась, и незванная гостья была вовсе не бережно выставлена из сортира обратно. Вид у нее при этом был весьма жалкий. А когда у женщины жалкий вид, да еще теоретически на всеобщем обозрении, как она на это реагирует? Правильно, начинает мстить. Так что возвратившегося Крауна ждала «спокойная, как удав» Немезида, богиня возмездия. Воздев длань, она сказала, как отрезала:
— Ты – пидор! – и немедленно выпила всё, что было в пластмассовом стаканчике.

Крауну было всё также пофиг на происходящее, поэтому нехорошее слово пришлось повторить трижды, как заклинание. Видно было, что повторения могут не утихнуть до самой границы, но тут вернулась Ада Ефимовна, практически волоча за собой увязавшееся за ней из отсека тело. Тело источало ядрёный запах перегара и слегка постанывало, не открывая глаз. Комментариев не последовало, за них всё достаточно красноречиво рассказало красное и оттопыренное метросексуальное ухо. В духе классического палп фикшн, где трупы выдают за живых, тело было водружено рядом с мгновенно притихшей креативщицей. Та изобразила заботу, пересадив (а чего не уложив–то?!) его поближе к стеночке, а сама предпочла повторить давнишние манипуляции готичной барышни: взяла кошелёк и тихо–тихо скипнула в сторону вагона ресторана.
Где–то около часа было тихо.

Люди уже начинали потихоньку укладываться (даже метросексуал слегка очнулся и стыдливо принялся раскладывать бельё), когда неуёмный сгусток адской энергии вернулся.

Она шла как заправский моряк, только–только сошедший на сушу и предвкушающий хорошую драку в кабаке: руки в боки, походка в раскорячку и это свойственное морским волкам характерное покачивание. За ней следовал нормальный такой пацан, в спортивном чисто костюме, на его лице явственно отражались принятые на грудь поллитра и желание восстановить справедливость. На подходе к отсеку он обогнал временную даму своего сердца, возвысился над толпой, и громогласно уточнил:

— Ннну?! Кто здесь пидор?!

Дальше мизансцена была следующей: нормальный пацан моментально нашёл ответ на свой же вопрос и радостно двинул в грызло метросексуалу… мгновенно среагировавший Краун сделал ёмкое движение ногой и услал обоих в проход… проводница испустила ультразвук, состоящий из волн «бля» и «милиция»… проснувшиеся автоперегонщики, неведомо каким образом разобравшись, где красные а где белые, уволокли пацана куда–то в тамбур…

Ну а Ада Ефимовна сделала то, что неплохо было бы осуществить с самого начала – от души, с оттяжечкой наградила мало что уже соображающего креативного директора великолепным ударом в челюсть.

Теперь мне стыдно, что не принял участия в избиении.